– Абдулхамид Музаффор-оглы? – читаю я буквально по слогам непривычное для наших мест имя таксиста, переводя ему деньги за поездку.  – А можно спросить, откуда вы к нам приехали?

– Что, тоже националистка? Россия для русских, Башкирия для башкир?... 

Абдулхамид

С зеркала заднего вида на меня смотрят разочарованные глаза водителя. Спешу реабилитироваться, объясняя, что я журналист, вопрос не праздный, потому что пишу статью про мигрантов:

- Почему вы приехали сюда? Каково это – жить вдали от родного дома, семьи? 

Абдулхамид протягивает мне свой телефон, на заставке - женщина в платке с ребенком лет четырех-пяти. 

– Жена Навруза и младший сын Абу

тохир, - в его голосе слышится неподдельная теплота. - Вчера купили ему игрушку – робота, теперь он ее из рук не выпускает. За нее на родине пришлось бы отдать ползарплаты, а здесь – всего три дня копил. Теперь понятно, почему я живу в Уфе?

Мужчина приехал из Таджикистана. Родители занимались сельским хозяйством, в семье было семеро детей, хоть и жили небогато, нужды не знали. А потом началась гражданская война. Военные действия происходили в столице, но коснулись всех. 

- Жизнь в деревне стала невыносимой: русскоязычные учителя, врачи, технические специалисты массово покидали страну. За ними потянулись и наши специалисты. Мои два брата уехали, сестра вышла замуж за иностранца, – рассказывает Абдулхамид. - Денег не было, жили впроголодь. Восемь лет назад принял решение вместе с братьями приехать в Россию. Для переезда из Таджикистана есть два пути: легальный и нелегальный. В первом случае нужны большие деньги, а во втором – не знаешь, вернешься ли и останешься ли жив…

Восемь лет назад он взял кредит на сто тысяч (в переводе на российские рубли), потом три года выплачивал. На эти деньги купил билет, оформил документы, часть оставил на первое время – мало ли что? 

После прибытия в Россию гражданам Таджикистана в течение двух недель нужно легализоваться, то есть встать на миграционный учет и получить разрешение на временное проживание. Если не сделать этого, автоматически становишься нелегалом и в дальнейшем у тебя не будет никаких прав, а значит, в любой момент могут выдворить из страны. 

– На стройке в Москве были двое ребят, которые приехали легально, встали на учет, но по истечении срока не продлили регистрацию. На улице их задержали полицейские. Несколько дней держали в «обезьяннике», «вешали» какую-то кражу, но через несколько дней приехал большой джип, водителю отдали их паспорта, и он привез парней на стройку. С тех пор ни обвинений, ни документов. И таких историй немало.

…Несмотря на то, что Абдулхамид окончил технический университет и на родине была престижная работа в строительной компании, здесь его взяли только обычным укладчиком. Сначала жил в Москве, успел поработать в Екатеринбурге, Казани, а пять лет назад знакомые позвали в Уфу, куда он сразу после получения вида на жительство и переехал. 

Помотавшись по небольшим объектам, устроился в крупную строительную фирму. Официально. Поработал некоторое время, и его назначили мастером, но вмешалась пандемия. Стройку заморозили, а когда стали закрывать границы, оставил все и уехал на родину, где пытался таксовать, подрабатывать мелким ремонтом, но семья уже привыкла жить по «российскому доходу» и существование за таджикистанские «сомони» не устраивало. Прошлым летом вернулся в Россию и решил пойти в такси. Говорит, на стройке тяжелее в разы, а в деньгах разница небольшая: там получал 50-60 тысяч, а сейчас после аренды авто, платы за выход и за топливо, «чистыми» остается 40-45. Работает с 6 утра до 9 вечера, в обед, когда спроса нет, уходит отдохнуть на пару часов, по пятницам отдыхает – читает пятничный намаз, ходит в мечеть. Снимает комнату в трехкомнатной квартире за 8 тысяч.

– В Москве сильная мусульманская община, работы много, но там зацепиться тяжело. Хорошие квартиры нам не сдают, только общежития и бараки, где нет условий. А мы тоже хотим жить как люди! У российских мусульман нет братской солидарности, толерантности к религиозным собратьям других национальностей. Нас боятся, особенно таджиков. Вот мы и стараемся держаться вместе. По пятницам собираемся, беседуем, кушаем плов, – откровенничает Абдулхамид.

По его словам, большинство идут на стройку потому, что там нет предвзятого отношения, особенно если руководство видит, что ты толковый и умеешь работать. В такси каждый второй буравит недоверчивым взглядом, тех, кто свысока отзывается о его национальности, тоже хватает. Не говоря о том, что нередко рассчитываются, бросая деньги в лицо, и пишут жалобы. Поэтому у него всегда включен видеорегистратор.

– Конечно, здесь не сладко. Но нам платят деньги, а мы ради своей семьи, ради будущего своих детей готовы терпеть эти унижения, – говорит Абдулхамид. – Без нас было бы тяжело, ведь ваши мужчины даже на такси работать не хотят, не говоря уже о стройках! Они выходят только в час пик, когда поездки стоят дороже в разы, а мы катаемся весь день. (С этим, конечно, можно ох как поспорить! Обвиняя местных в предвзятом отношении, иностранец тоже не стесняется в выражениях.)

В этом году его дочь пойдет в первый класс. Сейчас он копит деньги, чтобы отдать ее в русскую школу. В Уфе исправно выполняет все условия миграционного контроля, чтобы получить гражданство и перевезти семью в Башкортостан.

– Мои родители говорили по-русски, старшие братья учились в русскоязычной школе, но после гражданской войны все учителя уехали в Россию. Мы своих детей учим русскому языку, хотим, чтобы в будущем они получили профессию и работали здесь, потому что это дает нам шанс на лучшую жизнь. Вот я говорю, что россияне ленивые, но все равно, спасибо вашей стране, – сказал мне напоследок Абдулхамид.

А ведь действительно, в последнее время мигранты начали заполнять и те сферы, которые не требуют ручного труда. Женского доктора Ли многие знают в городе, у педагога по подготовке к школе узбечки Абубокировой расценки начинаются от тысячи рублей за занятие, не говоря уж о санитарках, медсестрах и прочем обслуживающем персонале... Как же мы жили раньше без них и обходились собственными силами? 

Тахир

Тахир Акбаров из Ермекеевского района, но родился не здесь. Его маму в 70-е годы после училища распределили в Казахстан, где она вышла замуж, родила четверых детей. Тахир – старший. Жизнь текла размеренно, но в нулевые деньги обесценились. Мать осталась без работы, отец начал пить, а вскоре умер.

В 2007-м году вернулись на родину. За деньги, вырученные от продажи 4-комнатной квартиры в Алма-Ате, здесь смогли купить лишь небольшой домик в деревне. Тахир уже был женат и с семьей подался в город. Жена сразу устроилась работать в детский сад, а он искал работу по стройкам. Простодушного мужчину много раз обманывали, недоплачивали. Начал злоупотреблять алкоголем.

– Однажды во время очередной пьянки у подъезда нас разогнал дворник. Я обратил внимание на казахский акцент и обратился к нему. Разговорились, и он предложил пойти работать к ним в ЖЭУ. Взяли с условием, что не буду пить.

Плотно общаясь с сотрудниками коммунальных служб, могу сказать, что среди них немало мигрантов, переехавших в Россию в нулевые. Но по официальным данным, в этой сфере представителей ближнего зарубежья практически нет. Это объясняется тем, что большинство из них приезжают из районов республики. Имея близких родственников, по возвращении на родину они получили гражданство, не подвергаясь миграционному контролю как обладатели вида на жительство.

Здесь большую роль играет то, что гражданство у них есть, а жилья нет. Поэтому массово шли в сферу ЖКХ, где в былые времена можно было получить жилплощадь. Сегодня же выделяют место в общежитии. 

– Это – тяжелая грубая физическая работа, так мужская, так и женская. По 12 часов, пыль, грязь, переутомление, постоянный недосып и усталость. Мы и не против, если доплачивают. Был у меня директор – не любил мигрантов, постоянно гонял на работу, урезал премии, мог мастера, не имеющего допуска для работ на высоте, отправить чинить кровлю. От него я сразу ушел. А Расим Шамилевич – честный и справедливый. Если попросит выйти в 4 утра, даже раздумывать не стану! И тут дело даже не в том, что он мне поставит «плюс», а в том, что я его уважаю. И он нас тоже, — говорит Тахир-агай.

Действительно, у россиян сложилось мнение, что если мигрант, то человек второго сорта. Кто-то откровенно ненавидит их, а кто-то жалеет. Но среди прибывших в нашу страну есть и немало тех, на кого и равняться можно, брать пример. 

Зыонг 

…В нулевые в город массово повалили выходцы из Китая, Вьетнама и облюбовали один из спальных районов – Дему, и на улице, в неотапливаемых ангарах организовали стихийный рынок, где после долгого дефицита начали продавать одежду, игрушки, бытовые принадлежности, технику. Кто-то презрительно называл их «китайскими», «вьетнамскими», а для кого-то это стало возможностью поменять гардероб, получить желаемый товар.

– Живу на Демьяна Бедного. Помню, когда приехали вьетнамцы, люди радовались, что в свободном доступе появился товар подешевле, а мы страдали! По выходным невозможно было проехать по улице из-за наплыва покупателей. К тому же они за короткое время подмяли под себя весь микрорайон. Работали как проклятые: по ночам выгружали и расставляли товар, а днем продавали. Я был охранником на станции, знаю, что говорю, – рассказывает коренной демчанин и железнодорожник в третьем поколении Карим Шарафутдинов.

Представление простого обывателя о вьетнамцах в России известно: они торгуют на рынках, трудятся на подпольных фабриках, когда-то жили в общежитиях, а сейчас ездят на дорогих авто и создают семьи с местными…

Зыонг Нгок Куанг Чи впервые приехал в Россию в 1984 году. Окончил государственный строительный университет и пошел работать мастером. После распада СССР возникли сложности, и он уехал на родину, где жил три года – женился, родилась дочь. В 1995 году вновь приехал, но уже в Уфу, и устроился на тогда прославившийся «вьетнамский рынок».

В отличие от мигрантов из ближнего зарубежья, гости из Юго-Восточной Азии не отличаются словоохотливостью. Диаспора довольно закрытая. Есть центры, ассоциации, сообщества. 

– Одна из наших задач – юридическая помощь вьетнамским гражданам в России, их легализация, – объясняет член совета общества Нгуен Бао Ту.

По данным общества, в Уфе сейчас около 10 тысяч вьетнамцев. Большая часть из них проживает в Деме.

Зыонг первое время жил в общежитии у знакомых, привозил и продавал женскую одежду. Через два года купил квартиру в «Серебряном ручье», родилась вторая дочь, вскоре расширил жилплощадь. Сейчас вся семья – граждане Российской Федерации. Старшая дочь - стоматолог в частной клинике, а младшая завершает учебу в Медицинском университете.

В начале 2010-го года он под угрозой депортации был вынужден нанять русскоговорящего продавца, а сам занялся только поставками. По словам знакомого продавца, вьетнамцы им не доверяют и всегда деньги с покупателей берут сами.

Владельцы торговых точек на торговой базе «Союз» (так официально называется «вьетнамский рынок») в большинстве своем – жившие и учившиеся еще в СССР. «Новеньких» практически нет. Иногда обжившиеся бизнесмены привозят родственников и друзей, но чужаков не любят и близко к себе не подпускают. У них свой, особый мирок…

Селестин

Еще один наш собеседник – Селестин Раэриндзатуву, малагасиец. В отличие от предыдущих моих собеседников, он покорял Россию в одиночку. 

Выходец с Мадагаскара родился в многодетной семье учительницы английского языка и инженера по телекоммуникациям. С детства стремился к новым знаниям, учился на отлично, особенно любил точные науки. В выпускном классе отправил заявку в несколько вузов мира как победитель конкурса по специальности «Электротехника» и получил приглашение из трех стран: из Марокко, Германии и России. Но так как Германия предоставляла только коммерческое место, выбрал Россию и в 2007 году приехал в Воронеж для обучения на подготовительном факультете при технологической академии.

– Я в 9 лет купил первые кроссовки, подработав грузчиком. Думал, и в Россию заработаю свою копейку, но в Воронеже в те годы остро стояли этнические и межнациональные вопросы. Через дорогу от нашего корпуса был «Магнит», мы не могли выйти в магазин, не то что подработать. Стипендию в 700 (потом 900) рублей делили строго на месяц, порой нечего было есть по 2-3 дня, – вспоминает он. 

После получения диплома стоял выбор между Москвой и Уфой. И он выбрал УГАТУ.

Уже в первое лето он пошел работать на стройку, а со второго курса начал заниматься репетиторством, помогать с курсовыми и дипломными работами. Был активным участником студенческих мероприятий (барабанщик) и защищал честь универа в спортивных состязаниях (КМС по пауэрлифтингу).

– Много раз хотелось бросить все и уехать домой. Особенно в первый год. Но не позволяла гордость – не зря ведь я приехал сюда! Да и характер такой, что любое начатое дело хочу довести до конца. Сейчас я счастлив – есть жена, дочь, полтора года назад получил гражданство, – говорит он. – Следующая моя цель – стать первым чернокожим миллионером в городе.

Сложности для мигрантов есть и во время учебы. Например, для студентов без гражданства несмотря на то, что они учатся по приглашению, открыты двери не всех вузов. Когда практика проходит на закрытых предприятиях, они не имеют туда доступа и сдают все только заочно. Преподаватели порой предвзято относятся. Когда гость из Мадагаскара не согласился с четверкой, ему задали 10 (!) дополнительных вопросов, чтобы поставить отлично.

Долгое время Селестин был единственным малагасийцем, сейчас их несколько человек, но тесную связь не поддерживают. Он же считает, что каждый, кто приехал в чужую страну, должен добиваться всего сам.

P.S. 

Четыре истории реальных людей, которые живут рядом с нами. Можно не соглашаться с их видением ситуации, можно спорить и даже не уважать пришельцев: понаехали, мол. Но всегда помнить: современный мир так глобален, что порой невозможно предугадать, куда тебя, а возможно, и твоих детей, закинет судьба. И тогда… может сработать закон бумеранга.

Российский рынок труда открыл двери в страну для нескольких миллионов мигрантов. За прошлые годы мы привыкли к тому, что мигранты составляют довольно заметную часть сферы услуг – такси, доставка, стройка, ЖКХ… Пандемия немного сократила их количество, но желающих заработать в России достаточно. Так, за первые 9 месяцев прошлого года миграционный прирост составляет 4302 человека. Из них большая часть – жители стран СНГ. Из Таджикистана – 33%, Узбекистана – 27,6%, Армении – 13,2% и других стран Средней Азии. Европейскую часть составляют лишь 5,9%.

Согласно информации миграционной службы республики, если не учитывать мигрантов из стран СНГ, гости с африканского континента составляют – 25,1%, из Вьетнама – 23,6%, из Индии – 13%, из Турции – 7%. Остальные 30% – прибывшие из Грузии, Кубы, Йемена, Ирака и другие.

Комментарий в тему

У таксиста Артура Вагапова, водителя с 18-летним стажем, свое видение проблемы:

-  Я не подразделяю водителей на приезжих и своих. Есть первоклассные водители-иностранцы, а есть городские «чайники». Сейчас половина таксистов мигранты. Если местные знают город, то большинство мигрантов не сразу сообразят, где Черниковка, а где Дема. Горожане относятся не только к мигрантам, но и ко всем в сфере сервиса по принципу «Я плачу деньги, а ты выполняй работу». Для работы в такси нужны железное терпение и выдержка. Местным, особенно городским, сложно выдержать такую нагрузку, а иностранцы терпят. Знаю тех, кто работают по 12-15 часов. Но все же, в большинстве своем они – старательные ребята и не будь их так много, услуги такси стоили бы гораздо выше.

Расим Ахметов, директор управляющей компании, стаж работы с мигрантами более 20 лет:

- Как только начинают говорить про стройку, ремонт, сразу же возникают образы двух работяг из «Наша Russia», у которых руки вставлены не тем местом. Но сегодняшние мигранты уже не те, что были в нулевых.  

В нашей управляющей компании есть приезжие из Средней Азии. Но они не любят, когда их называют мигрантами, потому что у горожан сложилось мнение, что мигрант – это что-то плохое, «криворукое», а эти – мастера на все руки. За два года работы заметил такую тенденцию, что те, кто вернулся из Средней Азии, - более ответственные и прилежные работники. Они знают, что такое безработица, потому ценят свой труд. Если относиться к ним с уважением и ценить их труд, на них можно положиться.