РУБРИКА "75-летие победы"Весны Мустая
Весной 41-го года у начинающего поэта, студента выпускного курса Башпединститута Мустафы Каримова вышел второй сборник стихов «Весенние голоса». Долгожданную книжку в качестве свадебного подарка молодой литератор преподнес своей избраннице Раузе – они стали мужем и женой. Как вспоминал в зрелые годы Мустай: «Одежда, какая есть – вся на нас. Живем у людей. Даже чашки с блюдцем нет. И – полны счастья…»
В середине июня Каримов получил диплом и строил большие планы. Субботним полуднем 21 июня 1941 года вместе с писателем и своим преподавателем Амиром Чанышем отправились порыбачить на Дему, вблизи родной деревни Кляшево. Здесь их и застала весть о начавшейся войне – мирная жизнь закончилась: смотав снасти, Мустай выбросил их в речку и заспешил в Уфу, где ждала встревоженная Рауза. Спозаранку написал стихотворение «Отомстим!» и отнес в газету «Башкортостан» - дали его срочно в номер. А в военкомате решительной группе писателей, нагрянувшей по собственной инициативе, приказали дожидаться повестку и только потом явиться с вещами. Дни потянулись мучительно долго.
Я ухожу, товарищи, на фронт, Чтоб стариков текла спокойно старость, Чтоб нашим девушкам Краса осталась, Чтоб наш Урал всегда стоял могучий, Чтобы над Белой не сгущались тучи.
Товарищи, я ухожу на фронт За ту весну, что навсегда настанет, За светлый сад, которым край наш станет, За маленького сына моего И родины любимой торжество.
Наконец повестка пришла, и на следующий день молодого поэта Каримова поезд умчал в Муромское училище связи, где ему предстояло освоить ремесло фронтового связиста. Девять месяцев учебы курсант вел дневник - «Муромскую тетрадь», но записывал в нее не события солдатских буден, а жгущие его сердце чувства к Раузе, которая ждала ребенка. Суждено ли ему увидеть родное дитя?! – каждую ночь эта мысль не давала уснуть. Их сын Ильгиз родился 10 января, но радостная весточка пришла в Муром лишь в феврале, перед самой отправкой выпускников училища на фронт. «Я попал в Муромское училище связи, где провел тревожную осень сорок первого года и первые месяцы зимы сорок второго. Это было самое тяжелое время в моей военной биографии. От Ледовитого океана до Черного моря Родина истекала кровью, а мы за монастырской стеной изучали азбуку Морзе и ежедневно слушали информацию о сданных врагу городах. До этого и потом я никогда не чувствовал себя таким никчемным и беспомощным. Наши рапорты об отправке на фронт оставались без ответа. Мы начали тихо ненавидеть начальника училища, командира батальона, даже младшего лейтенанта, который учил нас азбуке Морзе… На фронт я попал весной сорок второго года в качестве начальника связи артдивизиона…И, не совершив особых подвигов, в августе, где-то под Мценском, при наступлении вражеских танков был тяжело ранен в грудь. Осколком того же снаряда наповал убило моего товарища Фомина…» - написал годы спустя в своих воспоминаниях Мустай Карим. И когда он с легкой иронией к себе пишет «не совершив особых подвигов», на самом деле солдаты попали в настоящее месиво – шли жесточайшие бои, враг рвался к Москве, а у нас не хватало танков, винтовок, патронов, снарядов. Связисты, протягивающие кабели, практически работали под прицелом врага, и гибель Фомина была лишь одной из сотен тысяч, а Каримову просто повезло. Относительно повезло. Ведь то коварное ранение сделало поэта инвалидом и больным туберкулезом почти на десять лет. Осколок прошел чуть ниже сердца, пробив легкое: комсомольский билет и писательское удостоверение задержали кусок смертельного свинца и сохранили Мустаю жизнь. Тот самый комсомольский билет с каплями запекшейся крови стал символом пророчества поэта: в довоенном стихотворении герою точно так же пуля пробивает комсомольский билет. Лейтенант Каримов чудом выжил, но излечение растянулось на полгода, пришлось перенести три операции во фронтовых госпиталях.
Я в руки возьму комсомольский билет И друга припомню, которого нет. Его я не видел ни разу. Я просто услышал суровый рассказ О верном товарище, павшем за нас, И свято поверил рассказу. Над Волгой клубилась тяжёлая мгла, И волны на отмель бросали тела, Труба боевая трубила. И пуля бойцу восемнадцати лет Пробила насквозь комсомольский билет И грудь молодую пробила.
…В госпитале, после очередной операции, Мустафа взялся за карандаш и довольно быстро написал поэму «Ульмесбай» - «Бессмертный»:
Начинаю с уговора: Кто не хочет – не читай, Но не лезь потом с укором - Дескать, ври да меру знай, Вот он сам – сидит не тужит, У костра портянки сушит Храбрый сын Урал-батыра Знаменитый Ульмесбай...
Как потом заметят критики, «Ульмесбай» удивительным образом перекликается с «Василием Теркиным», которого Твардовский написал тремя годами позже. Краткосрочная командировка после госпиталя в Москву для Каримова оказалась судьбоносной. Побывав в Союзе писателей, он получил новое назначение: в марте 1943 года вернулся на передовую уже в качестве корреспондента фронтовой газеты. Сначала его направили на Воронежский фронт в газету «За честь Родины», а через три месяца перебросили на Третий Украинский фронт, в татарскую газету «Советский воин», где воевал вплоть до 1946 года. В 1944 году лейтенанта Мустафу Каримова наградили орденом Красной Звезды, а в 1945-м – орденом Отечественной войны 2 степени. Среди прочих воинских наград поэт гордился медалями «За освобождение Белграда», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены». Победное 9 Мая ему довелось встретить в Австрии. Случай, произошедший в Венской опере, потряс Мустая. При освобождении австрийской столицы от попрятавшихся по разным щелям фашистов советский солдат заглянул за театральные кулисы, где прятался фриц: он в упор выстрелил и убил русского паренька. Многие фронтовые эпизоды, переосмысленные в послевоенные годы, попали в произведения Мустафы Сафича. Так из реального сюжета родилась повесть «Помилование», которую в 2006 году поставили на сцене Русского академического театра – спектакль «Луна и листопад» и поныне с успехом идет в нашем театре. Рассуждая позже о Великой Победе, Мустай Карим говорил, что она сложилась из личных побед каждого солдата и маршала. Для него победа лежала через единоборство со страхом. До последних дней своих поэт помнил, как особенно «крепко страх брал за горло дважды: на картофельном поле, когда он раненый оторвался от товарищей и над головой выли черные мины…», а второй раз – когда ему, военному корреспонденту, пришлось переправляться через разлившийся Днестр под пулеметным обстрелом. Мустай признавался, что для него цвет Победы – зеленый. Как распустившиеся листья, взошедшие хлеба. Это – цвет начавшейся жизни. Знаменательной стала встреча четверых военных журналистов, включая Мустафу Каримова, его друга Николая Атарова, с американскими союзниками, состоявшаяся как раз 9 мая в Австрии недалеко от Вены. Не понимая чужого языка, солдаты двух великих держав-победительниц все же нашли общий язык: выстраданные в войну чувства вылились в сердечные объятия при расставании. «При встрече командир американской дивизии полковник Корвей шумно поздоровался с нами и сказал: «Мы шли друг другу навстречу по Дунаю. Да здравствует Дунай!». Николай Атаров ответил: «Кто шел по течению, кто против, господин полковник», - написал потом о той знаменательной встрече и о своем фронтовом друге Николае Мустай Карим. Тем временем туберкулез наступал: Каримова комиссовали по инвалидности, домой он вернулся тяжело больным. Рауза выискивала всевозможные народные средства от туберкулеза, но толку было мало. О своем состоянии он напишет так:
..Тяжелый снег идет три дня. И рана ноет у меня. А с ней осколок заодно - Он превр атился в боль давно...
Подключились московские поэты: за башкирского коллегу хлопотали Александр Твардовский и Константин Симонов. В результате Мустай Карим вновь оказался на больничной койке в Центральном туберкулезном институте в Москве, где тогда еще молодой хирург Лев Богуш (впоследствии академик), вопреки сомнениям авторитетных коллег, решился на рискованную операцию, но именно она спасла жизнь Мустаю. Поэт в очередной раз ощутил себя самым счастливым человеком – постепенно он возвращался к полноценной жизни. В 1948 году выходит сборник «Стихи и поэмы» на башкирском языке, а в 1949 году- сборник стихов «Цветы на камне» на русском языке в переводе Михаила Дудина, ставшего для башкирского поэта другом на всю жизнь. Весна 49-го оказалась счастливой: впервые творчество 30-летнего башкирского поэта отметило государство – Мустая Карима наградили орденом «Знак почета». Поэт пробует себя в разных амплуа: накопленные за войну мысли и чувства ложатся и в стихотворный ряд, и в диалоги пьес, и сюжеты детских рассказов и повестей. В 1950 году газеты и журналы по всему Советскому Союзу опубликовали стихотворение «Не русский я, но россиянин», ставшее символом, мерилом интернационализма и дружбы между народами большой страны. 22 июня 1951 года появилась на свет долгожданная дочь Альфия. Рождение дочери придало поэту новые силы и вдохновение, он завершил задуманную еще на фронте повесть «Радость нашего дома», и в этом же году она вышла на башкирском языке, а на следующий год – на русском. Повесть стала любимой и популярной не только среди детей, но и взрослых на долгие десятилетия. Спектакли по этому произведению идут во всех театрах Башкирии. «Я не показывал там ужасов войны, голода. При всех ужасах войны мечта о добре и гармонии, человечность и сострадание остаются первоосновой нравственного бытия людей», - высказался Мустай. А в год его 100-летия признанный режиссер Александр Галибин поставил фильм «Сестренка»: картину тепло приняли не только в Уфе, Москве, Екатеринбурге, Челябинске, Казани, но и за рубежом – в Вене, Праге. 18 и 19 апреля фильм «Сестренка» показали на канале «Культура», что стало отличным антидепрессантом, иммуностимулятором для находящихся на самоизоляции россиян. Нынешнее 9 Мая страна вновь встречает по-боевому, не просто держит оборону, а успешно наступает на коварного врага – covid-19. И вновь на передовой Мустай Карим, произведения которого придают нам силы и оптимизм. И наш парад Победы уже совсем близок.
Галина Ишмухаметова |