 |
РУБРИКА "СВЕЖО ПРЕДАНИЕ"Приданое уфимских дворянок XVII - первой половины XVIII века
 В исторической литературе сложилось мнение, что в XVII и даже в XVIII веке в среде служилого дворянства девушек выдавали замуж в 15-16 лет. Однако еще в 1714 году Петр I законодательно утвердил брачный возраст для женщин в 17. Екатерина II сделала попытку снизить этот барьер до 15 лет, однако ее стремление вызвало сопротивление церкви. Если мы обратимся к документам Уфимской приказной избы, то обнаружим, что на практике средний возраст дворянских невест в то время составлял 18-20 лет.
Любопытно, что в начале XVIII века был определен и возрастной предел для заключения браков для обоих полов – 80 лет. Дворянских девушек начинали готовить к свадьбе с детских лет. Поскольку создание новой семьи в дворянской среде неизбежно приводило к значительным перераспределениям собственности, то решение о заключении брака принималось родителями. Бытует еще один стереотип о том, что в подавляющем количестве случаев жених и невеста не знали друг друга. Однако вряд ли это правило было характерно для небольшой дворянской корпорации Уфы. В конце XVII века в крае обосновалось менее 100 семей, имевших дворянское происхождение. За столетие, прошедшее со времени переселения служилых людей в Уфимский уезд, многие аристократические роды успели породниться. В дворянской среде по традиции на семейные праздники было принято приглашать даже дальних родственников. Поэтому молодые, как правило, знали друг друга задолго до обручения.
В XVII веке потенциальный жених должен был получить разрешение на свадьбу от трех сторон. В первую очередь молодой человек стремился заручиться согласием своих отца и матери, затем получить благословение родителей невесты, и лишь после этого имел право сделать предложение избраннице. Интересно, что для служащих чиновников и офицеров в XVIII веке требовалась еще санкция непосредственного начальства. Могла ли невеста отказаться от брака вопреки желанию родителей? Интересно, что в мемуарах или беллетристике мы не найдем подобных случаев. Однако согласно указу 1724 года запрещалось выдавать дочерей замуж насильно. Более того, необходимо было подтвердить церковной клятвой отсутствие какого-либо принуждения в отношении своей дочери. После получения согласия всех заинтересованных сторон следовало официальное сватовство, в ходе которого было принято осматривать хозяйство жениха и производились смотрины невесты. Далее происходил так называемый «сговор», в ходе которого стороны подписывали роспись приданого невесты. На второй день после сговора совершался обряд вручения невесте «Божьего милосердия» - икон, которые вместе с приданым перевозили в дом жениха. Приданое выставлялось на всеобщее обозрение с тем, чтобы любой мог обозревать ценности, которые получали жених и невеста после свадьбы.
Первая сохранившаяся запись приданого уфимской дворянки датируется 1646 годом. Она дошла до нас в составе судебного дела, в котором истцом выступил дворянин Василий Никитич Непейцын, а ответчиками - Никита Гордеевич и Иван Гордеевич Гладышевы. Непейцын заключил с Гладышевыми брачный договор, согласно которому их племянница Домна Ивановна должна была выйти за него замуж с приданым, которое не было передано жениху после свадьбы. Именно этот факт стал причиной судебного разбирательства, ход которого неожиданно вышел за пределы обычного семейного права. Непейцын был в Уфе человеком новым. В 1646 году он прибыл из Казани вместе с другими служилыми людьми для усиления гарнизона в условиях калмыцкого вторжения в Уфимский уезд. Естественно, никакого имения за ним в Уфе не было, однако выгодная женитьба могла сделать его вполне обеспеченным землевладельцем. В качестве объекта своих матримониальных интересов он выбрал представительницу одного из богатейших родов Уфы – Гладышевых. Первые свои поместные дачи они приобрели еще в конце XVI века. К началу XVIII века Гладышевы владели 4 деревнями с 74 душами крестьян. Причем, если другие местные помещики к концу XVII века, как правило, потеряли большую часть своих крестьян во время войн и восстаний, то Гладышевым, напротив, удалось увеличить население своих деревень. Это обстоятельство отчасти объясняется тем, что дворянам Гладышевым раньше других уфимцев (еще в 1639 году) удалось дослужиться до самого высшего разряда провинциального дворянства – выборного списка. Это обеспечило им возможность назначаться на должности воевод в города, где условия для приобретения рабочих рук были более благоприятными. Нередко они действовали и незаконным путем. Как выяснилось в 1666 году из допросов крестьян Степана Васильевича Гладышева, эти его крепостные люди «ранее в старинном холопстве не живали, а жили в Симбирском уезде на государевой пашне, а уфимец Степан Гладышев напоив их допьяна и связав привез на Уфу и держал во дворе и бил и мучил и женил на своих дворовых девках». Суть конфликта между Непейцыным и Гладышевыми заключалась в том, что последние не передали положенное по брачному договору приданое. Недовольный жених сначала попытался добиться справедливости в Москве и даже прожил там полтора года. Однако в столице решили, что уфимские власти смогут на месте разобраться в этом каверзном деле. В Москве Гладышевы заявили, что дали согласие на брак своей племяннице под давлением воеводы Федора Алябьева, который прямо угрожал им отправкой в яицкую степь для переговоров с калмыцкими тайшами. Обычно послы, ездившие к калмыкам, в лучшем случае возвращались без лошадей и полностью ограбленными, поэтому воеводская угроза первоначально возымела действие. В конце 1646 года воеводу Алябьева в Уфе сменил Петр Пожарский и Гладышевы решили отказаться от передачи приданого. В судебное дело был включен полный список имущества. Этот текст брачного договора 1646 года сохранился в составе дел Уфимской приказной избы: «Се яз Иван Большой да Никита да Иван Меньшой Гордеевы дети Гладышевы уфинцы дети боярские с городом да яз Иван дочь свою Иван меньшой сговорили племянницу свою Домну за Василья Никитина сына Непейцына, а договорились образ Пречистого Благовещенья обложен серебром золочен, да приданого дает по шелку английскому новому, да летник дорогинной черевчятой новый, телогрея червячатая, серьги серебряные золоченые с жемчугом, две шапки женские, да двое серьги серебряные с каменьями с жемчугами, да мониста серебряная, да 10 перстней серебряных, да перина с изголовьем, да шуба бобровая, да две коровы стельны, да 5 овец, да 3 свиньи поросы, а я же Иван даю в приданое за дочерью своей старинных доморощенных людей Афоньку да сестру его Груньку Ивановых Дмитриевых, да я же Иван с братьями поступаюсь зятю своему Василию Непейцыну государева жалования родственное свое поместье, что было за братом нашим за родным Максимом Гордеевых сыном Гладышевым, что после брата нашего Максима владел без дачи уфимец Иван Ермолаев сын Звягин, а после того в прошлом 1639 году тем поместьем государь пожаловал брата нашего родного Семена Гордеева сына Гладышева и брата нашего Семена судом божьим в 1645 году не стало, а детей у него не осталось, а жена Семенова пошла замуж за казанца, а тое поместье наше родственное в Уфинском уезде по Минской дороге у Ключа подле Белой Волошки 25 четей (37 десятин) с лесом и сенными покосами и всякими угодьями, да в том же поместье двор крестьянский, а в нем крестьянская вдова Алена Федоровская дочь Ивановская жена Алексеевская сына Нижегородца с детьми Лукашкой да Иваном да Оськой да Гришкой да Тимофеем да дочь его девица Акулька Ивановы дети Алексеевы Нижегородца и мне Ивану с братьями справить тех крестьян за Василием Непейцыным в нынешнем в 1646 году великого мясоеда, а буде не справим то поместье за ним то взять ему на нас за ту рядную запись 200 рублев за у записи был Кирилла Тимофеев сын Нармацкий да Петр и Иван Никитины дети Каловские, а подлинную рядную писал Тимофеев Семенов Жилин в 1646 году».
Интересно, что в документе деревня с землей и крестьянами отмечена в последнюю очередь. Дело в том, что в XVII-XVIII веках давать дочерям приданое старались в денежной форме и в виде движимого имущества, которое затем обращалось в недвижимость, которую давали своим родственницам в приданое два вида родственников: бедные дворяне, которые ничего не могли наскрести для дочери, кроме части деревни, и, наоборот, богатые семьи, вполне способные дать щедрое приданое в любой форме: землю, движимое имущество, наличные деньги. Обращает на себя внимание и несоразмерная с реальной стоимостью приданого величина не-
устойки – 200 рублей. В середине XVII века перечисленное имущество, включая землю с 7 крепостными душами, едва ли стоило половины этой суммы. Для сравнения: в Москве в это время средняя цена приданого достигала 300 рублей, в 1703 году эта цифра колебалась в пределах 500-600, а в 1714 году выросла до 1200. Отметим, что в середине XVII века уфимский дворянин получал годовой денежный оклад
7-10 рублей, а в 20-е годы XVIII века эта сумма не превышала 12. Прожиточный минимум в эти годы колебался от 3 до 5 рублей в год. Однако если у москвичей цена приданого непрерывно увеличивается на протяжении конца XVII – первой половины XVIII веков, то у уфимских дворян мы наблюдаем определенную стагнацию, что наглядно отражает неблагополучное положение местного служилого населения. Контраст между придаными, зафиксированными в столице и в губерниях, подчеркивает разрыв, отделявший тонкий слой богатых аристократических семей от мелкого дворянства. Последнее большей частью не могло предложить дочерям ничего, кроме единственного дворового человека или крохотного клочка земли.
В 1705 году вдова Григория Григорьевича Пекарского Татьяна Ивановна подписала договор с Абрамом Ивановичем Шестаковым. При этом все имение умершего мужа было поделено на три равных части, две из которых отошли двум сыновьям Татьяны Ивановны, а третья часть полностью вошла в роспись приданого: «Образ Пресвятой Богородицы в окладе, да поместные земли прожиточный жребий Григория Пекарского с детьми, распашные да перелогу да сенные покосы и со всякими угодьями, да я Татьяна за себя написала третий жребий, а детям моим два жребья, да за собой написала приданых людей мужика Максимка Яковлева с женой, да с двумя сыновьями Васькой и Данилкой, да платья со мной будет телогрея тафтяная холодная, пуговицы серебряные золоченые, да шуба белья китайчатая, да две телогреи китайчатые холодные лазоревые, да шуба заячная, треух соболий, цепь серебряная с крестами, кокошник жемчужный по атласу красный, два кокошника жемчужные по бархату белые, серьги серебряные золоченые».
Женская одежда во времена Московской Руси была преимущественно распашной. Особенно оригинальной была верхняя одежда, к которой относились летники и телогреи. Летник – одежда без подкладки, причем накладная, надеваемая через голову. От всех она отличалась покроем рукава: в длину рукава были равны длине самого летника, в ширину – половине длины; от плеча до половины их сшивали, а нижнюю часть оставляли несшитой. Основное название теплой верхней одежды – телогрея. Это была преимущественно комнатная одежда, но подбитая сукном или мехом. Меховые телогреи мало отличались от шуб. Не стоит обращать внимания на обилие жемчуга среди женских украшений XVII века, ведь речь идет не о морском, а о речном жемчуге, цена которого в те времена была в 9-10 раз дешевле. На шубы и шапки из соболя, куницы и бобра шли отходы ясачного сбора – лапы животных, цена которых в 5-6 раз была меньше так называемой хребтовой пушнины.
За полвека не произошло сколько-нибудь заметного изменения в величине и ассортименте приданого. Отметив отсутствие постельных принадлежностей и домашнего скота. В 1707 году породнились два старинных, но небогатых семейства уфимских дворян - Савиных и Лопатиных. Алексей Лукьянович Савин выдал свою дочь Маланью за Дмитрия Константиновича Лопатина. Интересно, что в договоре присутствует особый пункт о дате свадьбы. Обычно в подобных актах его не прописывали. Отец невесты сообщал, что «сговорил Алексей Лукьянов сын Савин дочь свою Маланью Алексееву за Дмитрия Константинова Лопатина, а свадьбе быть нынешнего же года за неделю сырные недели, а буде я на тот выше писанный срок дочь свою за него отдать не похочу, и мне Алексею взять честь свою и убыток, а благословил я дочь свою милосердный образ Казанской Богородицы на краске, роспись приданого: телогрея китайчатая, телогрея кумашная, кружевной кокошник жемчужный, два креста серебряные, двое серьги с одним жемчугом, а другие простые, 4 перстня серебряных,
7 рубах, шапка соболья, перина с изголовьем, одеяло баранье, мерин бурый
5 лет, нетель рыжа стельна, две овцы». По рыночной оценке начала XVIII века такое приданое вполне укладывается в сумму 35-45 рублей, однако обе стороны сочли нужным зафиксировать роспись в провинциальной канцелярии.
Резкое обнищание уфимского дворянства в начале XVIII века затронуло даже самые богатые роды. В уезде Каловские являлись самыми крупными душевладельцами и первыми русскими дворянами, получившими поместные земли еще в 1591 году. В 1708 году Лев Федорович Каловский выдал замуж свою дочь Марью с приданым, в состав которого вошли «образ знамени Святой Богородицы в окладе, да девка Марфа 15 лет, да телогрея белая, да цепочка серебряная ветхая, да перина с изголовьем, кобыла, да треух кунный, корова, да сарафан китайчатый».
Подобная скудость приданого не является следствием приниженного положения женщины в российском обществе начала XVIII века. Дело в том, что в 1714 году был принят указ, согласно которому каждый дворянин был обязан снабжать свою дочь приданым, составляющим 1/14 часть отцовского имущества. Если же сравнить реальную величину приданого уфимских невест с материальным достатком их отцов, то окажется, что его размеры намного превосходили указанную пропорцию. Например, упомянутый Лев Федорович Каловский согласно переписи 1718 года владел небольшой деревней на реке Юрмаш всего с
4 крепостными душами. Алексей Лукьянович Совин имел пахотную землю на Деме, которую обрабатывал собственными руками.
Женские права на приданое в XVIII веке значительно окрепли. Муж не мог распоряжаться им один, продавать его и заключать покупные операции. Например, в третьей ревизской переписи от 1762 года в Уфимской провинции крепостные крестьяне, полученные помещиками в качестве приданого, фиксировались как собственность их жен. Так, надворный советник Иван Васильевич Катанский указал, что все крестьяне, живущие в его деревне Тарбеевой, принадлежат жене – Елизавете Федоровне, доставшись ей в качестве приданого.
Указом 1731 года были окончательно утверждены права женщин на родовые земли. Прямые мужские наследники при разделе семейной собственности всегда имели преимущество перед сестрами. Как было установлено указом 1731 года, в случае отсутствия завещания каждая дочь могла претендовать лишь на одну четырнадцатую часть недвижимого имущества родителей и на одну восьмую часть движимого, а братья поровну делили между собой оставшуюся землю и прочее богатство. Но когда это правило прилагалось к замужним дочерям, становилось неясно, относится ли положение об одной четырнадцатой части к их доле в семейных владениях на момент выхода замуж или во время кончины родителей. Спорно было и то, на какое именно имущество могут претендовать женщины. Если указом 1731 года было восстановлено право родителей давать в приданое деревни, то в последующем указе Анна Иоанновна сделала важное уточнение: дворяне могли жаловать землю дочерям, выходившим замуж, но только такую, которая была куплена или перешла по наследству из другого рода, а вотчинные владения в приданое отдавать запрещалось. Весь XVIII век при составлении брачных договоров этот указ нарушали, но закон предназначался для того, чтобы отучить родителей от раздела деревень ради выходящих замуж дочерей, невзирая на восстановление допетровских обычаев наследования. Родители, желавшие так поступить, были вольны давать в приданое только движимое имущество вместо деревень - и многие выбирали именно этот путь.
В ряде случаев дворяне давали не землю, а какое-либо доходное предприятие – мельницу или небольшой заводик. Так, в 1728 году уфимский драгун Федор Родионович Тарбеев за своей сестрой Софьей передал зятю - отставному драгуну Павлу Тимофеевичу Аничкову - мельницу на реке Ик, а также «Спасов образ в серебряном окладе вызолоченный с венцом, платья шуба белья под камкой васильковой, кокошник жемчужный по цене на 10 рублей, да две коровы да дворовая девка». Первый историк уфимского дворянства Новиков отметил, что величина приданого, которое давали своим дочерям уфимские дворяне, является самым убедительным доказательством материальной несостоятельности русской служилой элиты края. Он писал, что такое имущество посовестился бы дать в то время даже мало-мальски зажиточный крестьянин. Сейчас это трудно понять, но для многих поколений русских дворян богатство и материальный успех не были главными жизненными ценностями. Так, по нашим подсчетам за XVII век более четверти уфимских дворян погибли на полях сражений, в плену или скончались от ран. Однако служилая элита никогда не поднимала вопрос о материальной компенсации потерь, поскольку эти жертвы приносились в соответствии с сословными представлениями о долге и чести.
Булат АЗНАБАЕВ |
|
 |
