Непрекращающийся спор историков и литераторов об основателе русской крепости в Башкирии обусловлен очень смутными указаниями источников. В отношении личности Михаила Александровича Нагого мы, к сожалению, не можем точно ответить на вопрос: был ли он строителем города или только его первым воеводой. К слову сказать, в это время было основано несколько российских городов в регионе Поволжья. Московское государство стремилось основательно закрепить за собой приращение юго-восточной территории, достигнутое за счет падения Казани и Астрахани. К примеру, мы не только знаем, кто строил Самару, но даже имеем царский наказ с точным описанием плана будущего города. Однако ничего подобного мы не можем утверждать в отношении Уфы.

Первое упоминание имени М.А. Нагого в качестве воеводы Уфы появляется в «Разрядной книге» 1475-1598 годов. В ней сказано: «В новом городе на Уфе Михайло Александров сын Нагой да голова Григорий Онучин». Данная статья под другими должностными назначениями 7095 года, т.е. при переводе даты с эры от сотворения мира на эру от Рождества Христова мы получаем 1585-1586 годы. Дело в том, что год по государственному календарю XVII века начинался 1 сентября. По этой причине очень важным является уточнение в «Разрядной книге», что назначение М.А. Нагого состоялось после «Госпожина» дня. Это православный праздник, который приходится на 

28 августа. Таким образом, воевода получил назначение в новый город осенью 1586 года. 

В этой связи следует обратить внимание на известие, которое обнаружил в Синодальной летописи выдающийся историк 

М.Н. Тихомиров. Под 7095 годом в этом источнике отмечено: «Поставили на Волге город Самару. Того же году доставили город Уфинской». Обращает внимание слово «доставили», т.е. достроили. Это говорит о том, что Уфу начали строить раньше, чем Самару, дата строительства которой известна точно – весна 1586 года. В градостроительной практике России XVI-XVII веков города рубили до первых холодов, в весенне-

летнее время. Таким образом, Уфу начали строить еще в 1585 году, но завершили одновременно с Самарой в 1586 году. Следовательно, назначение М.А. Нагого состоялось тогда, когда город уже готов был принять первых служилых людей. 

Тем не менее с большой долей вероятности мы может назвать имя одного из многих строителей города на реке Белой. 

В 1695 году начался длительный земельный процесс, в котором крестьяне Зауральских слобод обвиняли башкир в захвате угодий на сибирской стороне Урала. Еще в конце XIX века пермский краевед В.Н. Шишонко опубликовал документы этого судебного разбирательства в шестом томе «Пермской летописи». В комплексе этого дела особый интерес вызвала коллективная челобитная башкир Сибирской дороги Улукатайской и Салзаутской (Салжаутской) волостей Амагулы Кузеева «с товарищи». Перечисляя заслуги своих предков, башкиры особо отметили роль своего «деда Шугур Девлетьева в строении города Уфы и подговоре под высокую державную руку блаженныя памяти великого государя и великого князя Михаила Феодоровича всея России касимовского царя Араслана Алексеевича и за то де пожаловали его Шугура княжим именем». Шугур был бием (князем) племени Салжаут, поскольку в документе указано, что он владел вотчиной по реке Синаре. Эта река являлась своего рода центром данного объединения. А.-З. Валиди в своем исследовании по истории башкир указал на то, что салжауты являлись туменом Тайбуги. На основании этого упоминания казанский историк Д.М. Исхаков убедительно доказал, что правящая в Сибири династия Тайбугидов происходила из клана салджигут. А.-З Валиди отмечает, что борьба салжаутов с ханами шибанидского дома с особой ожесточенностью разгорелась в XVI веке, когда шибанид Кучум  начал войну с Ядыгар Мирзой, сыном салжаутского бея. 

Историческая судьба сибирского рода салжаут в составе империи Чингисхана удивительным образом совпадает с характером тех отношений, которые сложились у многих башкирских родов с чингизидами. «Сибирские летописи» так описывают установления власти Чингисхана над Тайбугой: «По сем же князь Тайбуга прося у царя Чингиса отпущения: идеже хощет царь, он же да идет тамо с воинством. Царь же Чингис собрав воинство много и вооружено и отпусти его по реке Иртишу, идеже живяху чюдь. Князь же Тайбуга, шед с воинством, многия царю покори по реке Иртишу и по великой Оби живущих тамо и оттоле возвратися восвояси с радостию. Царь же Чингис, слыша от Тайбуги, яко покори [ему] многия и подручны сотвори, наипаче честь ему дарует. Паки же Тайбуга [прося] от царя Чингиса, яко да отпустит его, [и]деже хощет, тамо да пребывает. Царь же отпусти его: «Идеже,— рече,— хощеши, тамо да пребывавши. Изыде же князь Тайбуга со всем домом своим на реку Туру, и тамо созда град, и нарече его Чингиден; ныне же на сем [месте] град Тюмень». Однако в отличие от приуральских башкир, в отношении салжаутов потомки Чингисхана не стремились сохранять заветов своего великого предка.  Потомки пятого сына Джучи – Шибана стремились свергнуть династию тайбугидов и подчинить себе Сибирский юрт. Эта борьба не утихала на протяжении двух столетий XV-XVI веков. При хане Кучуме шибаниды уничтожили и вытеснили из Сибири правящий прежде здесь клан. Тем не менее победа Кучума оказалась временной, поскольку на исторической сцене появилась фигура Ермака. 

Салжауты, будучи правящим кланом Сибирского юрта, не могли простить чингизидам уничтожения их власти над местными угорскими племенами. Поэтому когда российские войска появились за Уралом, сибирские воеводы быстро обрели надежных союзников в лице салжаутов. Один из местных вождей Шугур-девлет Кокузов со своими людьми даже переселился из Сибири на реку Белую, где еще с 1570 года российские власти предполагали построить город.  

Древнейший источник по истории Уфы - «Отводная книга по Уфе» фиксирует факт, что татарская слобода на реке Урюзя появилась еще до официального отвода поместий первым уфимским служилым людям. Уже в 1591 году поместными окладами были пожалованы «уфимские вожи слободские татаровя без хлебного жалования Шугарко Коккузов и Игиличко Зееманов. Дано им государева жалованья пашни на Великом поле по той же реке под Высоким же бугром подле Шугуровы же да Игиликовы пашни по 4 чети в поле человеку, а в дву потому ж, оклад их сполна». «Вожами» в русском войске называли проводников и разведчиков, хорошо знающих не только местность, но и язык и традиции населения. В XVII веке служилые люди, прежде чем просить землю в поместье, сначала два-три года обрабатывали ее. Подобным образом, будущий помещик мог убедиться, что, во-первых, земля вполне может прокормить его, а, во-вторых, на выбранный участок не претендуют возможные владельцы. Это называлось явочным землепользованием, и правительство дозволяло подобную практику. Многочисленные указания в «Отводной книге по Уфе» свидетельствуют о том, что еще до 1591 года «слободские татары» Шугур Кокузов «с товарищи» распахали не менее 90 десятин пашни. К началу XVII века именем Шугура была названа татарская слобода на реке Урюзя. Это же имя получила и река Урюзя, которая с 1612 года доныне именуется Шугуровкой, как и гора, около которой эта река протекает. Следовательно, сведения из челобитной 1695 года об участии Шугура Кокузова в строительстве Уфы вполне вероятны, учитывая, что поселение «слободских татар» возникает ранее или одновременно с городом.

Читателя не должно вводить в заблуждение то, что население Шугуровской слободы в источнике называют «татарами». А.-З. Валиди по этому поводу отметил, что татарами называли те племена, которые составляли отдельные «тумены» - десятитысячные войска, формировавшиеся по десятичной системе организации. Возможно, именно по этой причине башкирское племя салжаут не имело родовых подразделений. Сибирские воеводы в официальных документах именовали татарами даже роды, которые, безусловно, относились к башкирским – катай, кипчак, табын и айле.  

Интересно то, что Шугур с товарищами получили землю по окладам служилых татар, при этом, сохраняя за собой старинные вотчинные владения в Зауралье. Судя по челобитной 1695 года, потомки Шугура Кокузова, башкиры Салжаутской и Катайской волостей, доказывая свои права на вотчинные земли по рекам Синаре, Миассу, Исети, Ревле, Багаряку и др., ссылались на давность владения.

Прямо подтверждается документами и информация челобитной 1695 года об участии Шугура Кокузова в дипломатических миссиях к сыновьям хана Кучума. В 1601 году из Уфы в вершины реки Тобол были отправлены «к царевичам к Кучумовым детям к Алею, да к Канаю с братьею уфинские татары Шугурдевлет да Кульзара князя да табынец Утумыш с товарищи, 10 человек, чтобы царевичи ехали на государево царское имя в Уфинский город, и Шугур де с товарыщи наехали Каная царевича в тобольской вершине, меж тобольские и ишимские вершины, 20 днищ от Уфы». В том же 1601 году уфимец Гаврила Артемьев посылал «к царевичом вместе с ними слободского татарина Шугура Кокузова да Кипчакские волости Иселемана князя; а приехав, велели им по наказу царевичом говорить, чтобы царевичи ехали на государево имя». 

Относительно участия Шугура Кокузова в судьбе будущего касимовского царя Араслана Алексе-евича в исторических работах до сей поры нет ясного мнения. В тексте челобитной 1695 года недвусмысленно указано, что Шугуру Кокузову удалось склонить царевича Араслана Алексеевича «под высокую державную руку великого государя и великого князя Михаила Феодоровича». Историк А.В. Беляков, целенаправленно изучавший биографию этого царевича, указал на то, что Алп-Араслан  – внук хана Кучума, оказался в русском плену в результате разгрома на реки Оби войска Кучума 20 апреля 1598 года. Однако имя Алп-Араслана отсутствует в многочисленных списках, где перечисляются все члены плененного семейства сибирского хана. При этом в составе плененных сибирских татар назван дядька царевича Алп-Араслана и его люди. По этой причине мы не можем согласиться с версией А.Б. Белякова о пленении Араслана, тем более, что 

Г.Ф. Миллер прямо указывает на то, что тот был послан в Москву в 1605 г. и Алей ожидал его возвращения в шестидесяти километрах  от Тюмени. Таким образом, Араслан отправился в Москву не в качестве пленного, а самостоятельно, спустя 7 лет после сражения на реке Оби. Вполне возможно, что решение о поездке в Москву было принято под влиянием салжаута Шугура Кокузова, который именно в эти годы активно участвовал в переговорах с кучумовичами. Интересно то, что, потеряв надежду на возвращение из Москвы сына, султан Алей в отместку решил напасть на башкир Уфимского уезда, очевидно считая их виновными в потере сына.

Еще в конце XVI века у Шугура Кокузова в источниках отмечен довольно взрослый сын – Мангатай Шугуров. В «Отводной книге» под 1591 годом по соседству со слободой уфимских татар отмечена пашня Мангатая «с товарищи». Причем, в этом источнике он упоминается как «башкирец», а не как служилый татарин. Документы Уфимской приказной избы называют его и служилым татарином, и башкиром Минской волости. 18 ноября 1634 года сборщик пятиной деньги М.С. Сыч направил М. Семенова на Красный Яр в Минскую волость к башкирцам - Мангатаю Шугурову «с товарищи».  В другой наказной памяти М.С. Сыча от 16 декабря 1634 года отмечено: «Ехати им в Уфинской уезд на Красной яр и взяти для государева дела служилово татарина Мангатая Шугурова сына». По-видимому, сохраняя статус служилого татарина с поместным окладом, Мангатаю Шугурову удалось стать вотчинником Минской волости еще в конце XVI века. 

Вместе с тем кровная месть в тюркско-монгольской среде никогда не ограничивается временными рамками или степенью родства. В конечном счете сибирские чингизиды отомстили роду Шугура Кокузова, однако сделал это не сын Кучума - Алей, а его племянник султан Аблай. В 1635 году он совершил стремительный набег из района горы Тура–тау в центральной Башкирии на Шугуровскую татарскую слободу. Поскольку основной ударной силой султанов Аблая были калмыки, то в официальных документах было отмечено, что уфимские слободские татары были убиты в калмыцкий приход. В 1645 году уфимский дворянин П. Ураков ездил на заброшенное пепелище Шугуровской слободы, чтобы отделить окрестные пашенные земли уфимским служилым людям. По поводу прежних землевладельцев было отмечено, что «наперед сево на пустоши живали уфинские служилые татаровя Мангатай да Кузубай с товарыщи, и тех де татар побили калмыцкие люди, а иные де померли. А та де пустошь порозжа лет с десят и больши, в поместье и на оброк не отдана никому». Тем не менее зауральские родственники Шугура Кокузова спустя 27 лет добились реванша в противостоянии с кучумовичами. Именно салжауты и катайцы в 1662 году пленили сына Аблая – царевича Кансуяра с женой и детьми и передали их уфимским властям.