В исторической литературе данная группа населения специально не рассматривалась. Большинство исследователей ограничились общей формулировкой, согласно которой служилые люди имели нерусское происхождение и несли конную службу наравне с дворянами. Также указывается, что их социальный статус был временным, переходным. И.Д. Беляев отмечает, что они были на одинаковых почти правах с боярскими детьми, имели свои поместья, на время походов получали жалованье с ними наравне.

До 60-х годов XVII века служилые новокрещены и иноземцы составляли крайне незначительную часть Уфимского гарнизона. Тогда их численность не превышала 20 человек. Более половины (12) служили в толмачах у башкир, черемис, калмыков и татар, то есть скорее относились к ведомству приказного аппарата, нежели служилому населению. Следует уточнить, что толмачи не являлись переводчиками в прямом смысле слова. Они должны были приводить в соответствие правовые представления местного населения к требованиям законодательства. От них требовалось не только владение языком, но и знание всех тонкостей быта и традиций местного населения. Но не требовалось обязательного знания грамоты, поскольку в отличие от письменных переводчиков, они считались переводчиками устными.  

Толмачи, являвшиеся непосредственными проводниками российской власти для башкир, калмыков, марийцев и чувашей, назначались по выбору местного населения. Известны случаи, когда их отставка происходила по коллективным челобитным местного населения. В 1661 году по заявлению черемис (мари) Осинской дороги пушкарь К. Филатов был назначен черемисским толмачом, однако, уже на следующий год «от толмачества отставлен». В 1648 году били челом башкиры разных волостей, чтоб «на Уфе в толмачах быть» служилому новокрещену А.И. Сокурову. Его сын более 27 лет служил в толмачах у башкир Ногайской дороги. Каждые два года тарханы и башкиры просили продлить его полномочия. Карьера брата - И.А. Сокурова была менее успешной. В 1682 году он был назначен толмачом у башкир Казанской дороги, но уже через 4 года по их же челобитной было указано «за его воровство у башкирских дел быть не велено сослать в другой город». И.А. Сокурова отправили в Самару. В целом из этого рода Сокуровых, ставшего в начале XVIII века дворянским, вышло более 12 башкирских и черемисских толмачей. 

Обычно администрация назначала по одному толмачу на каждую дорогу Уфимского уезда. Однако в середине XVII века в Уфимской приказной избе появились толмачи, представлявшие интересы нерусского населения всех дорог Уфимского уезда. 

По-видимому, эта служба считалась доходной. Толмачи, как правило, участвовали в сборах ясака и других налогов, привлекались к ведению судебных процессов. А также разбирали жалобы и имели прямое отношение к составлению ясачных книг. 

В первой половине XVII века в служилые новокрещены и иноземцы записывали выходцев из ногаев, татар, чувашей, мордвы и марийцев. Не известно ни одного подтвержденного документами случая записи в данный список представителей башкир. Семейная легенда дворян Кадомцевых об их башкирском предке Кадоме, якобы крестившемся в Уфе в 1603 году, источниками не подтверждается. Согласно данным «Отводной книги по Уфе», их родоначальник – дворцовый крестьянин Шувалко основал починок, который впоследствии перерос в село Богородское, еще в конце XVI века. 

Почему же коренное население, в отличие от чуваш, мордвы и мари,  не писали в этот служилый список? Дело не в отсутствии годных для этой службы людей, как утверждал казанский историк В.Н. Витевский. Запись башкир в иноземный и новокрещенский список была нецелесообразна как с военной, так и с политической точки зрения. 

В.Н. Витевский не учел, что местные тарханы, так же, как и иноземцы, были записаны в уфимские десятни еще в 20-е годы XVII века. Они активно привлекались администрацией к полковой, станичной и дипломатической службе. Как служилые иноземцы и новокрещены, они считались не приборными, а служилыми людьми по отечеству, то есть юридически приравнивались к дворянам. 

Единственное отличие состояло в том, что они не награждались поместными и денежными окладами. Однако для башкир, жалованных царями вотчинным правом, поместная система была чуждым институтом как в хозяйственном, так и в социальном отношении. Вместе с тем привилегии, подтвержденные российским правительством, были хорошо известны всем народам бывшей Золотой Орды.

С середины XVII века в Уфе происходит резкий рост служилых иноземцев и новокрещен. Если в 40-50-е годы несли службу 48 человек, представлявших 23 иноземских и новокрещенских рода, то в конце XVII века уже 300 выходцев из 110 фамилий, по численности уступавшие только пешим стрельцам.

Чем объяснялся столь бурный рост? Главная причина заключалась в том, что в Уфимском уезде к тому времени был практически исчерпан резерв свободных земель, которые могли бы быть отведены служилым дворянам. Именно по этой причине рост данного контингента прекратился в 60-е годы XVII века. В отличие от дворян служилым новокрещенам и иноземцам поместное жалованье не гарантировалось. Им могли назначить хлебное вместо поместного оклада и даже перевести на «поденный корм» - на суточный продуктовый паек. Однако непритязательный материальный статус новокрещен и иноземцев не означал, что они уступали дворянам по другим параметрам. Они также несли конную службу, имели одинаковое с ними вооружение и вели свои родословные росписи. При этом имели одно важное преимущество: знали языки и обычаи местного населения.       

В конце XVII века более разнообразными стали источники комплектования этого служилого списка. В первой половине столетия из 48 служилых людей 21 записаны в службу из новокрещенских и иноземских семей. Только трое из них (Курчеевы) происходили из Польши. Все остальные были выходцами из поволжских народов. Интересно, что 20 человек были записаны  из дворцовых крестьян села Богородского и один (К. Колесников) из монастырского села Чесноковка. 

В конце XVII века 62 человека 

(11 родов) имели происхождение из дворцовых крестьян. Однако сословный статус большинства из них не всегда однозначен. К примеру, в 80-е годы в уфимской десятне были отмечены 11 служилых иноземцев Погорских. На разборе 1682 года всех их лишили денежного жалованья, поскольку были писаны из «низкого чина» - из дворцовых крестьян. В 1683 году К.И.Погорский подал челобитную в Приказ Казанского дворца, в которой указал, что дед его «…служил по Кадому в служилых новокрещенах, прозвище его Шувалко и из бедности после смерти отца его в немецком походе сошли Погорские в Уфу, где стали в крестьяне села Богородского, а про то сыскано в Приказе Казанского дворца кадомскими мурзами и служилыми татарами, что они деда его Кондратия Лаврентия Погорского знали, а всего тех Погорских с братьями и племянниками 11 человек». 

Служилые иноземцы Вавиловы в начале XVII века считались крестьянами села Богородского. Но в 1624 году В.Ф. Вавилов был записан по новокрещенскому списку. В своей челобитной он указал, что «в прошлых годах отец мой Яков служил по Кадому великому государю Михаилу Федоровичу и в прошлых годах приходили в Кадомский уезд ногайцы войной и в полон меня взяли, а он отец мой из Кадома приехал в Свияжск и служил всякие службы, а отцу моему оклад был 12 рублей, а из плену выехал я в Астрахань и в Уфе крестился». В 1616 году били на него челом «Каловские, будто он Вавила написан в стрельцы из крестьян и жалованье стрелецкое емлет против указу». Конфликт с Каловскими привел к разбирательству, в итоге которого В.Ф. Вавилов добился записи в служилые новокрещены. Таким образом, Вавиловы, Погорские и Черкашенины восстановили свой сословный статус только спустя 20-50 лет после переселения в Уфимский уезд. 

Таким образом, для того чтобы претендовать на место в служилом списке иноземцев и новокрещен, необходимо было иметь не только соответствующее происхождение, но и необходимый материальный уровень. Поэтому даже доказанное документами происхождение не бралось в расчет, если кто-то не мог приобрести за свой счет боевых коней, дорогое вооружение и обеспечить себя всем необходимым. 

 В ходе Смуты многие служилые люди по разным причинам лишились поместий и окладов и были вынуждены записаться в крестьяне.

Если в середине XVII века только один служилый новокрещен был записан из приборных служилых людей (Н. Лукьянов), то в конце столетия насчитывалось уже 68 выходцев из пушкарей, стрельцов и казаков, представлявших 26 родов. При этом в отношении 18 стрельцов и казаков, записанных по новокрещенскому и иноземному списку, было указано, что они пожалованы за службы, кровь и раны. А троим уфимским стрельцам удалось попасть в этот список благодаря служебному обмену. В 1648 году конные стрельцы К.К.Колесников и его сын Т.К. Колесников «сменились службой» с иноземцами «братьями Алешкой и Васькой Соминскими». Брат К.К. Колесникова – казак И.К. Колесников обменялся службой со служилым иноземцем Н.В. Немчиным. В своей челобитной Н.В. Немчин указал, что «служит он городовые службы по иноземному списку и стал беден и коньми опал (лишился боевых коней) и одолжал великими долгами и стало служить не в мочь, бил челом о смене службой иноземской с уфимского городу конным стрельцом Иваном Климентьевым сыном Колесниковым». 

В состав иноземного и новокрещенского списка в 60-80-е годы XVII века были включены и переселенные из Полоцка, Смоленска, Гродно, Дорогобужа шляхтичи. Как правило, эти польские дворяне (панцырные бояре) имели русское происхождение, но под польской властью за два-три поколения сменили не только одежду, но и религию, перейдя в католицизм. Однако держались его не твердо: по крайней мере, по возвращении Смоленска России при Алексее Михайловиче много пленных шляхтичей переходили в православие, имея в виду в перспективе государево жалованье.  

В 1697 году в Уфе служили 67 шляхтичей из 36 родов. Обращает внимание, что в числе местной шляхты оказалось 6 дорогобужских мещан, пожалованных такими же окладами, как и их более родовитые земляки. Несмотря на то, что переведенцы представляли различные города Речи Посполитой в уфимских списках, всех их причисляли к полоцкой шляхте. В течение второй половины XVII века ее представителей то включали в один список с служилыми иноземцами и новокрещенами, то писали в особую графу «полоцкая шляхта». 

Сословный статус шляхты имел существенные особенности, отличающие от других категорий служилых иноземцев. А. Лохвицкий, всесторонне исследовавший правовое положение польских пленных в России XV–XVII веков, указал на то, что обе стороны взаимно условились относительно содержания пленных. Дворяне в Польше и шляхта в России не содержались в тюрьмах и не заковывались в кандалы, не могли содержаться у частных лиц, считаясь государственными пленными. В случае согласия принять православие шляхтичи записывались в служилые люди по отечеству. Второй формой натурализации было добровольное вступление на службу и, наконец, желание остаться в России. Эта форма была определена законом 1509 года. Причем требовалось искреннее согласие остаться в России. Для удостоверения добровольности высказанного желания иногда посылались особые комиссии. 

Несмотря на отдаленность Уфы от центра государства, местная администрация строго придерживалась этих положений. В  фонде Уфимской приказной избы обнаружен документ, датированный 1682 годом, который зафиксировал список присланных в Уфу «на вечное жительство шляхтичей и иноземцов». Здесь, кроме обычной информации о прежнем месте службы в «Коруне польской», чине, служебном и семейном положении, содержатся анкетные данные, раскрывающие отношение пленных к принятию православия и к перспективе возвращения на родину. К 1682 году эти шляхтичи проживали в России почти 20 лет. Из 26 поляков 20 в России уже обзавелись семьями. Однако из 26 шляхтичей, служивших ранее в Смоленске, Минске, Юрьеве, Белой Церкви, Гродно и Липецке, 17 не собирались переходить в православие, несмотря на льготы и преимущества, которые давала перемена веры. Они заявили: «Буде де ево отпустят и он хочет ехать в Польскую землю». 

Учитывая эти настроения, администрация Приказа Казанского дворца не проявляла большого доверия к бывшим польским подданным. Их неохотно жаловали поместными окладами, очень долго не отводили земельных владений. В 60-80-е годы XVII века большинство присланных в Уфу поляков и литовцев довольствовалось ежедневно выдаваемыми «кормами» в размере от 3 до 10 копеек на человека. В этот период шляхтичи несли службу только в городе,  не посылались в проезжие станицы, поскольку дальние и многодневные конные выезды предполагали определенный уровень зажиточности и наличие собственного хозяйства. Власти предпочитали постепенно избавляться от шляхтичей. Их отправляли в Закамские пригороды, где положение мало чем отличалось от статуса приборных служилых людей. К началу XVIII века из 67 шляхтичей только пяти удалось попасть в дворянский список.

Карьера бывших дворцовых крестьян складывалась гораздо успешнее. К 1718 году все семьи иноземцев, взятых в службу из крестьян, имели своих представителей в двух дворянских ротах Уфы.

В 80-е годы XVII века в служилый иноземный список проникли и представители посадского населения Уфы. Многим из них было свойственно стремление выйти из своего сословия. Они старались устроить членов своих семей в служилые люди иноземного списка или, по крайней мере, в приказную избу в подьячие. Более состоятельным горожанам это удавалось сделать быстрее. К примеру, сравнительно зажиточный уфимский житель 

М.Л. Кинишемцов в 1647 году имел за собой деревню, где находилась его пивоварня. Ее мощность позволяла выполнять казенные заказы на производство 3000 ведер пива в год. На Кинишемцова работало пятеро гулящих людей. К 1660 году все его братья, сыновья и племянники числились в служилых иноземцах и новокрещенах.

В десятне 1682 года значилось 26 иноземцев, включенных в список из 7 уфимских посадских родов. Первыми записанными в иноземский список, были сыновья Михаила Рукавишникова, представлявшего посадское население Уфы на Земском соборе 1648 года. В числе других 314 делегатов собора он поставил свою подпись на столбце Соборного уложения. В отличие от него трое его сыновей, оказавшихся в иноземском списке, были грамотны. 

Определенную роль в формировании иноземного и новокрещенского списка сыграли выходцы из подьяческих родов. Согласно исследованию Н.Ф. Демидовой, по величине поместных и отчасти денежных окладов подьячие примыкали к городовым служилым людям от детей боярских и выше. 

Администрация Приказа Казанского дворца считала, что местные подьячие по сословному положению уступают не только городовым дворянам и детям боярским, но и служилым иноземцам и новокрещенам. В 1682 году А.А. Протопопов был отставлен от денежного жалованья под тем предлогом, что он записан в службу из подьяческих детей. При этом денежные и хлебные довольствия уфимских подьячих по величине приблизительно соответствовали окладам служилых иноземцев и новокрещен.

Выходцы из служилых новокрещен и иноземцев составляли сравнительно незначительную часть служилого списка. В окладном списке 1700 года были отмечены 54 служилых человека, представлявших 23 фамилии.

Стрельцов и казаков не писали в дворянский список, поэтому запись в служилые иноземцы была для них единственным путем повышения своего сословного статуса. Большинство из них были записаны только благодаря личным успехам в военной службе. 

В конце XVII столетия более 70%  служилых иноземцев и новокрещен составляли православные, по крайней мере, в третьем поколении. Следовательно, утверждение 

И.Д. Беляева об их переходном или временном статусе следует принять с определенными оговорками. Стрельцу или крестьянину попасть в данный список было проще, чем служилому иноземцу проникнуть в дворянский. К 1700 году только представителям 12-ти из 110 родов удалось стать дворянами. Все они, за исключением князей Ураковых, были пожалованы дворянством за конкретные службы.